Тургенев муму краткое содержание 5 6 предложений. Краткий пересказ Муму в сокращении (Тургенев И

Рассказы Тургенева

В Москве жила барыня. В ее дворе работало много челяди, самым приметным из которых был дворник Герсим из деревни. Он был с рождения глухонемой, но очень сильный физически. Сначала Герасим скучал по своей деревне, но вскоре привык к городу. С работой он справлялся быстро, после сельских работ, его нынешние обязанности казались ему шуткой.

Герасиму выделили каморку, на которую он повесил замок, он не любил гостей. Среди других работников барыни была прачка Татьяна, которая понравилась Герасиму и он начал за ней ухаживать. Но барыня решила выдать Татьяну замуж за Капитона - пьяницу-башмачника. Зная огромную силу Герасима, и Татьяна и Капитон побаивались решения барыни. Но решились на хитрость - Герасим терпеть не мог пьяных, Татьяну уговорили изобразить пьяную девушку и хитрость удалась. Когда Герасим увидел пошатывающуюся Татьяну, он сам приволок ее к Капитону, говоря тем самым кто ей пара.

Так Татьяна вышла за Капитона, Герасим же долго сокрушался по этому поводу. Через год Капитон спился окончательно и его вместе с женой выслали в деревню. Герасим в тот день долго сидел у себя в каморке и лишь под вечер вышел и пошел на прогулку.

Прогуливаясь вдоль реки, Герасим увидел маленького щенка, который никак не мог выбраться из тины. Герасим взял его, положил за пазуху и понес домой. Дома он постелил щенку соломы, налил молока в блюдце и научил собачку пить молоко. Назвал он ее Муму. Целую ночь Герасим провозился с Муму и лишь под утро уснул довольным сном.

Через восемь месяцев Муму выросла и стала взрослой собакой испанской породы. Муму очень привязалась к Герасиму, а он к ней. Муму охраняла его каморку и метлы, ходила возле него, но никогда не заходила в господский дом.

Однажды барыня из окна увидела Муму и собачка ей очень понравилась. Барыня велела привести ее к ней. Слуга бросился поймать Муму, но та не давалась в руки чужим и убежала к Герасиму. Слуга объяснил Герасиму, что барыня желает видеть Муму и Герасим передал собаку слуге. Когда Муму принесли в барские хоромы, она испугалась и прижалась к стенке. Перед ней поставили блюдце с молоком, но она не стала пить. Барыня подзывала к себе Муму, но та не шла. А когда барыня наклонилась к ней, чтобы погладить, Муму оскалила зубы.

Это очень не понравилось барыне. И она велела вынести Муму из дома. На следующий день барыня дала задание избавиться от собаки своему дворецкому Гавриле. Гаврила передал задание Степану и тот изловил Муму тайком от Герасима. Затем Степан отвез Муму на Охотный ряд, где продал ее за полтинник.

Герасим весь день искал Муму и обошел пол-Москвы в ее поисках. Но вернулся домой ни с чем и загрустил. Однако ночью он почувствовал, что кто-то его легонько толкает. Это была Муму с обрывком веревки на шее. Герасим и Муму очень обрадовались друг другу. На следующий день Герасим запер Муму в своей каморке, чтобы ее никто не увидел. Однако он был глухонемым и не знал, что проходящие мимо его каморки могут услышать лай Муму. Что и случилось. Но услышавшие не спешили доносить барыне, что Герасим прячет Муму в своей каморке.

Ночью Герасим вывел Муму на прогулку. Внезапно она учуяла пьяного и громко залаяла. Это разбудило барыню и она немедленно приказала дворецкому избавиться от собаки. Дворецкий вместе с толпой прибежали к каморке Герасима, но замок их сдержал. Поутру они все же достучались до Герасима и он вышел на крыльцо вместе с Муму. Гаврила передал ему требования барыни и Герасим знаками дал понять, что сам избавится от Муму. Молодому парнишке поручили проследить за Герасимом, чтобы он не обманул.

Через час Герасим в праздничном кафтане вышел из каморки. На веревке он вел Муму. Они зашли в трактир, где Герасим купил для Муму последнюю в ее жизни тарелку щей и покрошил в нее хлеба. Герасим долго смотрел как ест Муму и на его глаза навернулись слезы. Когда Муму поела, они вышли из трактира и пошли к реке. По дороге Герасим взял 2 кирпича и они пришли к лодкам. Посадив Муму в лодку, они отплыли от берега и уплыли подальше от Москвы. Там Герасим привязал к кирпичам веревку, на другом конце сделал петлю и накинул ее на шею Муму. В последний раз он прижал ее к себе и простился с ней. Затем он поднял кирпичи и Муму над водой, отвернулся и разжал руки. Он не слышал ни визга Муму, ни всплеска, лишь увидел круги, разбегавшиеся по воде. Затем Герасим вернулся на берег.

Он дошел до своей каморки, собрал вещи в узелок, привязал его на палку и отправился в свою деревню. Барыня на следующий день забеспокоилась его отсутствием, но вскоре получила известия из его деревни о том, что Герасим вернулся. Он быстро вклинился в работу и вновь стал косить сено. И жил с тех пор в одиночестве. С женщинами он не связывался и собак тоже не заводил.

Рассказ Тургенева "Муму" входит в .

07c5807d0d927dcd0980f86024e5208b

В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленною дворней.


Сыновья ее служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер ее был чернее ночи.

Из числа всей ее челяди самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырем и глухонемой от рожденья.


Барыня взяла его из деревни, где он жил один, в небольшой избушке, отдельно от братьев, и считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком. Одаренный необычайной силой, он работал за четверых - дело спорилось в его руках, и весело было смотреть на него, когда он либо пахал и, налегая огромными ладонями на соху, казалось, один, без помощи лошаденки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой березовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трехаршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались продолговатые и твердые мышцы его плечей. Постоянное безмолвие придавало торжественную важность его неистомной работе. Славный он был мужик, и не будь его несчастье, всякая девка охотно пошла бы за него замуж… Но вот Герасима привезли в Москву, купили ему сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали ему в руки метлу и лопату и определили его дворником.

Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. Отчужденный несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растет на плодородной земле…


Переселенный в город, он не понимал, что с ним такое деется, - скучал и недоумевал, как недоумевает молодой, здоровый бык, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, взяли, поставили на вагон железной дороги - и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат бог весть! Занятия Герасима по новой его должности казались ему шуткой после тяжких крестьянских работ; а полчаса все у него было готово, и он опять то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих,


как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь.


Но ко всему привыкает человек, и Герасим привык наконец к городскому житью. Дела у него было немного; вся обязанность его состояла в том, чтобы двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой,


натаскать и наколоть дров для кухни и дома да чужих не пускать и по ночам караулить. И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни сору; застрянет ли в грязную пору где нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча водовозка, он только двинет плечом - и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики.

Со всей остальной челядью Герасим находился в отношениях не то чтобы приятельских, - они его побаивались, - а коротких: он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел садиться на его место в застолице. Вообще Герасим был нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться, а то беда! увидит, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь. На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно, птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на степенного гусака. Ему отвели над кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу: соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на нее - не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика - стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнется. Каморка запиралась на замок, напоминавший своим видом калач, только черный; ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске. Он не любил, чтобы к нему ходили.


Так прошел год, по окончании которого с Герасимом случилось небольшое происшествие.

Старая барыня, у которой он жил в дворниках, во всем следовала древним обычаям и прислугу держала многочисленную: в доме у ней находились не только прачки, швеи, столяры, портные и портнихи, - был даже один шорник, он же считался ветеринарным врачом и лекарем для людей, был домашний лекарь для госпожи, был, наконец, один башмачник, по имени Капитон Климов, пьяница горький. Климов почитал себя существом обиженным и не оцененным по достоинству, человеком образованным и столичным, которому не в Москве бы жить, без дела, в каком то захолустье, и если пил, как он сам выражался с расстановкой и стуча себя в грудь, то пил уже именно с горя. Вот зашла однажды о нем речь у барыни с ее главным дворецким, Гаврилой, человеком, которому, судя по одним его желтым глазкам и утиному носу, сама судьба, казалось, определила быть начальствующим лицом. Барыня сожалела об испорченной нравственности Капитона, которого накануне только что отыскали где то на улице.

А что, Гаврила, - заговорила вдруг она, - не женить ли нам его, как ты думаешь? Может, он остепенится.

Отчего же не женить-с! Можно-с, - ответил Гаврила, - и очень даже будет хорошо-с.

Да; только кто за него пойдет?

Конечно-с. А впрочем, как вам будет угодно-с. Все же он, так сказать, на что нибудь может быть потребен; из десятка его не выкинешь.

Кажется, ему Татьяна нравится?

Гаврила хотел было что то возразить, да сжал губы.

Да!.. пусть посватает Татьяну, - решила барыня, с удовольствием понюхивая табачок, - слышишь?

Слушаю-с, - произнес Гаврила и удалился. Возвратясь в свою комнату (она находилась во флигеле и была почти вся загромождена коваными сундуками), Гаврила сперва выслал вон свою жену, а потом подсел к окну и задумался. Неожиданное распоряжение барыни его, видимо, озадачило. Наконец он встал и велел кликнуть Капитона. Капитон явился… Но прежде чем мы передадим читателям их разговор, считаем нелишним рассказать в немногих словах, кто была эта Татьяна, на которой приходилось Капитону жениться, и почему повеление барыни смутило дворецкого.


Татьяна, состоявшая, как мы сказали выше, в должности прачки (впрочем, ей, как искусной и ученой прачке, поручалось одно тонкое белье), была женщина лет двадцати осьми, маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке. Родинки на левой щеке почитаются на Руси худой приметой - предвещанием несчастной жизни… Татьяна не могла похвалиться своей участью. С ранней молодости ее держали в черном теле; работала она за двоих, а ласки никакой никогда не видала; одевали ее плохо, жалованье она получала самое маленькое; родни у ней все равно что не было: один какой то старый ключник, оставленный за негодностью в деревне, доводился ей дядей да другие дядья у ней в мужиках состояли - вот и все. Когда то оде слыла красавицей, но красота с нее очень скоро соскочила. Нрава она была весьма смирного, или, лучше сказать, запуганного, к самой себе она чувствовала полное равнодушие, других боялась смертельно; думала только о том, как бы работу к сроку кончить, никогда ни с кем не говорила и трепетала при одном имени барыни, хотя та ее почти в глаза не знала. Когда Герасима привезли из деревни, она чуть не обмерла от ужаса при виде его громадной фигуры, всячески старалась не встречаться с ним, даже жмурилась, бывало, когда ей случалось пробегать мимо него, спеша из дома в прачечную - Герасим сперва не обращал на нее особенного внимания, потом стал посмеиваться, когда она ему попадалась, потом и заглядываться на нее начал, наконец и вовсе глаз с нее не спускал. Полюбилась она ему; кротким ли выражением лица, робостью ли движений - бог его знает!

Вот однажды пробиралась она по двору, осторожно поднимая на растопыренных пальцах накрахмаленную барынину кофту… кто то вдруг сильно схватил ее за локоть; она обернулась и так и вскрикнула: за ней стоял Герасим. Глупо смеясь и ласково мыча, протягивал он ей пряничного петушка, с сусальным золотом на хвосте и крыльях. Она было хотела отказаться, но он насильно впихнул его ей прямо в руку, покачал головой, пошел прочь и, обернувшись, еще раз промычал ей что то очень дружелюбное. С того дня он уж ей не давал покоя: куда, бывало, она ни пойдет, он уж тут как тут, идет ей навстречу, улыбается, мычит, махает руками, ленту вдруг вытащит из за пазухи и всучит ей, метлой перед ней пыль расчистит. Бедная девка просто не знала, как ей быть и что делать. Скоро весь дом узнал о проделках немого дворника; насмешки, прибауточки, колкие словечки посыпались на Татьяну. Над Герасимом, однако, глумиться не все решались: он шуток не любил; да и ее при нем оставляли в покое. Рада не рада, а попала девка под его покровительство. Как все глухонемые, он очень был догадлив и очень хорошо понимал, когда над ним или над ней смеялись.

Однажды за обедом кастелянша, начальница Татьяны, принялась ее, как говорится, шпынять и до того ее довела, что та, бедная, не знала куда глаза деть и чуть не плакала с досады. Герасим вдруг приподнялся, протянул свою огромную ручищу, наложил ее на голову кастелянши и с такой угрюмой свирепостью посмотрел ей в лицо, что та так и пригнулась к столу. Все умолкли. Герасим снова взялся за ложку и продолжал хлебать щи. «Вишь, глухой черт, леший!» - пробормотали все вполголоса, а кастелянша встала да ушла в девичью. А то в другой раз, заметив, что Капитон, тот самый Капитон, о котором сейчас шла речь, как то слишком любезно раскалякался с Татьяной, Герасим подозвал его к себе пальцем, отвел в каретный сарай, да, ухватив за конец стоявшее в углу дышло, слегка, но многозначительно погрозил ему им. С тех пор уж никто не заговаривал с Татьяной. И все это ему сходило с рук. Правда, кастелянша, как только прибежала в девичью, тотчас упала в обморок и вообще так искусно действовала, что в тот же день довела до сведения барыни грубый поступок Герасима; но причудливая старуха только рассмеялась, несколько раз, к крайнему оскорблению кастелянши, заставила ее повторить, как, дескать, он принагнул тебя своей тяжелой ручкой, и на другой день выслала Герасиму целковый. Она его жаловала как верного и сильного сторожа. Герасим порядком ее побаивался, но все таки надеялся на ее милость и собирался уже отправиться к ней с просьбой, не позволит ли она ему жениться на Татьяне. Он только ждал нового кафтана, обещанного ему дворецким, чтоб в приличном виде явиться перед барыней, как вдруг этой самой барыне пришла в голову мысль выдать Татьяну за Капитона.

Читатель теперь легко сам поймет причину смущения, овладевшего дворецким Гаврилой после разговора с госпожой. «Госпожа, - думал он, посиживая у окна, - конечно, жалует Герасима (Гавриле хорошо это было известно, и оттого он сам ему потакал), все же он существо бессловесное; не доложить же госпоже, что вот Герасим, мол, за Татьяной ухаживает. Да и наконец оно и справедливо, какой он муж? А с другой стороны, стоит этому, прости господи, лешему узнать, что Татьяну выдают за Капитона, ведь он все в доме переломает, ей ей. Ведь с ним не столкуешь; ведь его, черта этакого, согрешил я, грешный, никаким способом не уломаешь… право!..»

Появление Капитона прервало нить Гаврилиных размышлений. Легкомысленный башмачник вошел, закинул руки назад и, развязно прислонясь к выдающемуся углу стены подле двери, поставил правую ножку крестообразно перед левой и встряхнул головой. «Вот, мол, я. Чего вам потребно?»

Гаврила посмотрел на Капитона и застучал пальцами по косяку окна. Капитон только прищурил немного свои оловянные глазки, но не опустил их, даже усмехнулся слегка и провел рукой по своим белесоватым волосам, которые так и ерошились во все стороны. Ну да, я, мол, я. Чего глядишь?

Хорош, - проговорил Гаврила и помолчал. - Хорош, нечего сказать!

Капитон только плечиками передернул. «А ты небось лучше?» - подумал он про себя.

Ну, посмотри на себя, ну, посмотри, - продолжал с укоризной Гаврила, - ну, на кого ты похож?

Капитон окинул спокойным взором свой истасканный и оборванный сюртук, свои заплатанные панталоны, с особенным вниманием осмотрел он свои дырявые сапоги, особенно тот, о носок которого так щеголевато опиралась его правая ножка, и снова уставился на дворецкого.

А что с?

Что с? - повторил Гаврила. - Что с? Еще ты говоришь: что с? На черта ты похож, согрешил я, грешный, вот на кого ты похож.

Капитон проворно замигал глазками.


«Ругайтесь, мол, ругайтесь, Гаврила Андреич», - подумал он опять про себя.

Ведь вот ты опять пьян был, - начал Гаврила, - ведь опять? А? ну, отвечай же.

По слабости здоровья спиртным напиткам подвергался действительно, - возразил Капитон.

По слабости здоровья!.. Мало тебя наказывают вот что; а в Питере еще был в ученье… Многому ты выучился в ученье. Только хлеб даром ешь.

В этом случае, Гаврила Андреич, один мне судья: сам господь бог - и больше никого. Тот один знает, каков я человек на сем свете суть и точно ли даром хлеб ем. А что касается в соображении до пьянства то и в этом случае виноват не я, а более один товарищ; сам же меня он сманул, да и сполитиковал, ушел то есть, а я…

А ты остался, гусь, на улице. Ах ты, забубенный человек! Ну, да дело не в том, - продолжал дворецкий, - а вот что. Барыне… - тут он помолчал, - барыне угодно, чтоб ты женился. Слышишь? Они полагают, что ты остепенишься женившись. Понимаешь?

Как не понимать-с.

Ну, да. По моему, лучше бы тебя хорошенько в руки взять. Ну, да это уж их дело. Что ж? ты согласен?

Капитон осклабился.

Женитьба дело хорошее для человека, Гаврила Андреич; и я, с своей стороны, с очень моим приятным удовольствием.

Ну, да, - возразил Гаврила и подумал про себя: «Нечего сказать, аккуратно говорит человек». - Только вот что, - продолжал он вслух, - невесту то тебе приискали неладную.

А какую, позвольте полюбопытствовать?..

Татьяну.

Татьяну?

И Капитон вытаращил глаза и отделился от стены.

Ну, чего ж ты всполохнулся?.. Разве она тебе не по нраву?

Какое не по нраву, Гаврила Андреич! девка она ничего, работница, смирная девка… Да ведь вы сами знаете, Гаврила Андрепч, ведь тот то, леший, кикимора то степная, ведь он за ней…

Знаю, брат, все знаю, - с досадой прервал его дворецкий. - да ведь…

Да помилуйте, Гаврила Андреич! ведь он меня убьет, ей богу убьет, как муху какую нибудь прихлопнет; ведь у него рука, ведь вы извольте сами посмотреть, что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука. Ведь он, глухой, бьет и не слышит, как бьет! Словно во сне кулачищами то махает. И унять его нет никакой возможности; почему? потому, вы сами знаете, Гаврила Андреич, он глух и вдобавку глуп, как пятка. Ведь это какой то зверь, идол, Гаврила Андреич, - хуже идола… осина какая то: за что же я теперь от него страдать должен? Конечно, мне уж теперь все нипочем: обдержался, обтерпелся человек, обмаслился, как коломенский горшок, - все же я, однако, человек, а не какой нибудь, в самом деле, ничтожный горшок.

Знаю, знаю, не расписывай…

Господи боже мой! - с жаром продолжал башмачник, - когда же конец? когда, господи! Горемыка я, горемыка неисходная! Судьба то, судьба то моя, подумаешь! В младых летах был я бит через немца хозяина, в лучший сустав жизни моей бит от своего же брата, наконец в зрелые годы вот до чего дослужился…

Эх, ты, мочальная душа, - проговорил Гаврила. - Чего распространяешься, право!

Как чего, Гаврила Андреич! Не побоев я боюсь, Гаврила Андреич. Накажи меня господин в стенах да подай мне при людях приветствие, и все я в числе человеков, а тут ведь от кого приходится…

Ну, пошел вон, - нетерпеливо перебил его Гаврила. Капитон отвернулся и поплелся вон.

А положим, его бы не было, - крикнул ему вслед дворецкий, - ты то сам согласен?

Изъявляю, - возразил Капитон и удалился. Красноречие не покидало его даже в крайних случаях. Дворецкий несколько раз прошелся по комнате.

Ну, позовите теперь Татьяну, - промолвил он наконец. Через несколько мгновений Татьяна вошла чуть слышно и остановилась у порога.

Что прикажете, Гаврила Андреич? - проговорила она тихим голосом.

Дворецкий пристально посмотрел на нее.

Ну, - промолвил он, - Танюша, хочешь замуж идти? Барыня тебе жениха сыскала.

Слушаю, Гаврила Андреич. А кого они мне в женихи назначают? - прибавила она с нерешительностью.

Капитона, башмачника.

Слушаю-с.

Он легкомысленный человек, это точно. Но госпожа в этом случае на тебя надеется.

Слушаю-с.

Одна беда… ведь этот глухарь то, Гараська, он ведь за тобой ухаживает. И чем ты этого медведя к себе приворожила? А ведь он убьет тебя, пожалуй, медведь этакой.

Убьет, Гаврила Андреич, беспременно убьет.

Убьет… Ну, это мы увидим. Как это ты говоришь: убьет! Разве он имеет право тебя убивать, посуди сама.

А не знаю, Гаврила Андреич, имеет ли, нет ли.

Экая! ведь ты ему этак ничего не обещала…

Чего изволите с?

Дворецкий помолчал и подумал:

«Безответная ты душа!» - Ну, хорошо, - прибавил он, - мы еще поговорим с тобой, а теперь ступай, Танюша; я вижу, ты точно смиренница.

Татьяна повернулась, оперлась легонько о притолоку и ушла.

«А может быть, барыня то завтра и забудет об этой свадьбе, - подумал дворецкий, - я то из чего растревожился? Озорника то мы этого скрутим; коли что - в полицию знать дадим…»

Устинья Федоровна! - крикнул он громким голосом своей жене, - поставьте-ка самоварчик, моя почтенная…

Татьяна почти весь тот день не выходила из прачечной. Сперва она всплакнула, потом утерла слезы и принялась по прежнему за работу. Капитон до самой поздней ночи просидел в заведении с каким то приятелем мрачного вида и подробно ему рассказал, как он в Питере проживал у одного барина, который всем бы взял, да за порядками был наблюдателен и притом одной ошибкой маленечко произволялся: хмелем гораздо забирал, а что до женского пола, просто во все качества доходил… Мрачный товарищ только поддакивал; но когда Капитон объявил наконец, что он, по одному случаю, должен завтра же руку на себя наложить, мрачный товарищ заметил, что пора спать. И они разошлись грубо и молча.

Между тем ожидания дворецкого не сбылись. Барыню так заняла мысль о Капитоновой свадьбе, что она даже ночью только об этом разговаривала с одной из своих компаньонок, которая держалась у ней в доме единственно на случай бессонницы и, как ночной извозчик, спала днем. Когда Гаврила вошел к ней после чаю с докладом, первым ее вопросом было: а что наша свадьба, идет? Он, разумеется, отвечал, что идет как нельзя лучше и что Капитон сегодня же к ней явится с поклоном. Барыне что то нездоровилось; она недолго занималась делами. Дворецкий возвратился к себе в комнату и созвал совет. Дело точно требовало особенного обсуждения. Татьяна не прекословила, конечно; но Капитон объявлял во всеуслышание, что у него одна голова, а не две и не три… Герасим сурово и быстро на всех поглядывал, не отходил от девичьего крыльца и, казалось, догадывался, что затевается что то для него недоброе. Собравшиеся (в числе их присутствовал старый буфетчик, по прозвищу дядя Хвост, к которому все с почтеньем обращались за советом, хотя только и слышали от него, что: вот оно как, да: да, да, да) начали с того, что, на всякий случай для безопасности, заперли Капитона в чуланчик с водоочистительной машиной и принялись думать крепкую думу. Конечно, легко было прибегнуть к силе; но боже сохрани! выйдет шум, барыня обеспокоится - беда! Как быть? Думали, думали и выдумали наконец. Неоднократно было замечено, что Герасим терпеть не мог пьяниц…

Сидя за воротами, он всякий раз, бывало, с негодованием отворачивался, когда мимо его неверными шагами и с козырьком фуражки на ухе проходил какой нибудь нагрузившийся человек. Решили научить Татьяну, чтобы она притворилась хмельной и прошла бы, пошатываясь и покачиваясь, мимо Герасима. Бедная девка долго не соглашалась, но ее уговорили; притом она сама видела, что иначе она не отделается от своего обожателя. Она пошла. Капитона выпустили из чуланчика: дело все таки до него касалось. Герасим сидел на тумбочке у ворот и тыкал лопатой в землю… Из за всех углов, из под штор за окнами глядели на него…


Хитрость удалась как нельзя лучше. Увидев Татьяну, он сперва, по обыкновению, с ласковым мычаньем закивал головой; потом вгляделся, уронил лопату, вскочил, подошел к ней, придвинул свое лицо к самому ее лицу… Она от страха еще более зашаталась и закрыла глаза… Он схватил ее за руку, помчал через весь двор и, войдя с нею в комнату, где заседал совет, толкнул ее прямо к Капитону. Татьяна так и обмерла… Герасим постоял, поглядел на нее, махнул рукой, усмехнулся и пошел, тяжело ступая, в свою каморку… Целые сутки не выходил он оттуда. Форейтор Антипка сказывал потом, что он сквозь щелку видел, как Герасим, сидя на кровати, приложив к щеке руку, тихо, мерно и только изредка мыча, пел, то есть покачивался, закрывал глаза и встряхивал головой, как ямщики или бурлаки, когда они затягивают свои заунывные песни. Антипке стало жутко, и он отошел от щели. Когда же на другой день Герасим вышел из каморки, в нем особенной перемены нельзя было заметить. Он только стал как будто поугрюмее, а на Татьяну и на Капитона не обращал ни малейшего внимания. В тот же вечер они оба с гусями под мышкой отправились к барыне и через неделю женились. В самый день свадьбы Герасим не изменил своего поведения ни в чем; только с реки он приехал без воды: он как то на дороге разбил бочку; а на ночь, в конюшне он так усердно чистил и тер свою лошадь, что та шаталась как былинка на ветру и переваливалась с ноги на ногу под его железными кулаками.

Все это происходило весною. Прошел еще год, в течение которого Капитон окончательно спился с кругу и, как человек решительно никуда не годный, был отправлен с обозом в дальнюю деревню, вместе с своею женой. В день отъезда он сперва очень храбрился и уверял, что, куда его ни пошли, хоть туда, где бабы рубахи моют да вальки на небо кладут, он все не пропадет; но потом упал духом, стал жаловаться, что его везут к необразованным людям, и так ослабел наконец, что даже собственную шапку на себя надеть не мог; какая то сострадательная душа надвинула ее ему на лоб, поправила козырек и сверху ее прихлопнула. Когда же все было готово и мужики уже держали вожжи в руках и ждали только слова: «С богом!», Герасим вышел из своей каморки, приблизился к Татьяне и подарил ей на память красный бумажный платок, купленный им для нее же с год тому назад. Татьяна, с великим равнодушием переносившая до того мгновения все превратности своей жизни, тут, однако, не вытерпела, прослезилась и, садясь в телегу, по христиански три раза поцеловалась с Герасимом. Он хотел проводить ее до заставы и пошел сперва рядом с ее телегой, но вдруг остановился на Крымском Броду, махнул рукой и отправился вдоль реки.

Дело было к вечеру. Он шел тихо и глядел на воду. Вдруг ему показалось, что что то барахтается в тине у самого берега. Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами, который, несмотря на все свои старания, никак не мог вылезть из воды, бился, скользил и дрожал всем своим мокреньким и худеньким телом.


Герасим поглядел на несчастную собачонку, подхватил ее одной рукой, сунул ее к себе в пазуху и пустился большими шагами домой.


Он вошел в свою каморку, уложил спасенного щенка на кровати, прикрыл его своим тяжелым армяком, сбегал сперва в конюшню за соломой, потом в кухню за чашечкой молока.


Осторожно откинув армяк и разостлав солому, поставил он молоко на кровать. Бедной собачонке было всего недели три, глаза у ней прорезались недавно; один глаз даже казался немножко больше другого; она еще не умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим взял ее легонько двумя пальцами за голову и принагнул ее мордочку к молоку.


Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлебываясь. Герасим глядел, глядел да как засмеется вдруг… Всю ночь он возился с ней, укладывал ее, обтирал и заснул наконец сам возле нее каким то радостным и тихим сном.


Ни одна мать так не ухаживает за своим ребенком, как ухаживал Герасим за своей питомицей. (Собака оказалась сучкой.) Первое время она была очень слаба, тщедушна и собой некрасива, но понемногу справилась и выравнялась, а месяцев через восемь, благодаря неусыпным попечениям своего спасителя, превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами.


Она страстно привязалась к Герасиму и не отставала от него ни на шаг, все ходила за ним, повиливая хвостиком. Он и кличку ей дал - немые знают, что мычанье их обращает на себя внимание других, - он назвал ее Муму. Все люди в доме ее полюбили и тоже кликали Мумуней. Она была чрезвычайно умна, ко всем ласкалась, но любила одного Герасима. Герасим сам ее любил без памяти… и ему было неприятно, когда другие ее гладили: боялся он, что ли, за нее, ревновал ли он к ней бог весть! Она его будила по утрам, дергая его за полу, приводила к нему за повод старую водовозку, с которой жила в большой дружбе, с важностью на лице отправлялась вместе с ним на реку, караулила его метлы и лопаты, никого не подпускала к его каморке.


Он нарочно для нее прорезал отверстие в своей двери, и она как будто чувствовала, что только в Герасимовой каморке она была полная хозяйка, и потому, войдя в нее, тотчас с довольным видом вскакивала на кровать.


Ночью она не спала вовсе, но не лаяла без разбору, как иная глупая дворняжка, которая, сидя на задних лапах и подняв морду и зажмурив глаза, лает просто от скуки, так, на звезды, н обыкновенно три раза сряду - нет! тонкий голосок Муму никогда не раздавался даром: либо чужой близко подходил к забору, либо где нибудь поднимался подозрительный шум или шорох… Словом, она сторожила отлично. Правда, был еще, кроме ее, на дворе старый пес желтого цвета, с бурыми крапинами, по имени Волчок, но того никогда, даже ночью, не спускали с цепи, да и он сам, по дряхлости своей, вовсе не требовал свободы - лежал себе, свернувшись, в своей конуре и лишь изредка издавал сиплый, почти беззвучный лай, который тотчас же прекращал, как бы сам чувствуя всю его бесполезность. В господский дом Муму не ходила и, когда Герасим носил в комнаты дрова, всегда оставалась назади и нетерпеливо его выжидала у крыльца, навострив уши и поворачивая голову то направо, то вдруг налево, при малейшем стуке за дверями…


Так прошел еще год. Герасим продолжал свои дворнические занятия и очень был доволен своей судьбой, как вдруг произошло одно неожиданное обстоятельство, а именно: в один прекрасный летний день барыня с своими приживалками расхаживала по гостиной. Она была в духе, смеялась и шутила; приживалки смеялись и шутили тоже, но особенной радости они не чувствовали: в доме не очень то любили, когда на барыню находил веселый час, потому что, во первых, она тогда требовала от всех немедленного и полного сочувствия и сердилась, если у кого нибудь лицо не сияло удовольствием, а во вторых, эти вспышки у ней продолжались недолго и обыкновенно заменялись мрачным и кислым расположением духа. В тот день она как то счастливо встала; на картах ей вышло четыре валета: исполнение желаний (она всегда гадала по утрам), - и чай ей показался особенно вкусным, за что горничная получила на словах похвалу и деньгами гривенник. С сладкой улыбкой на сморщенных губах гуляла барыня по гостиной и подошла к окну. Перед окном был разбит палисадник, и на самой средней клумбе, под розовым кусточком, лежала Муму и тщательно грызла кость. Барыня увидала ее.


- Боже мой! - воскликнула она вдруг, - что это за собака?

Приживалка, к которой обратилась барыня, заметалась, бедненькая, с тем тоскливым беспокойством, которое обыкновенно овладевает подвластным человеком, когда он еще не знает хорошенько, как ему понять восклицание начальника.

Н…н…е знаю-с, - пробормотала она, - кажется, немого.

Боже мой! - прервала барыня, - да она премиленькая собачка! Велите ее привести. Давно она у него? Как же я это ее не видала до сих пор?.. Велите ее привести.

Приживалка тотчас порхнула в переднюю.

Человек, человек! - закричала она, - приведите поскорей Муму! Она в палисаднике.

А ее Муму зовут, - промолвила барыня, - очень хорошее имя.

Ах, очень-с! - возразила приживалка. - Скорей, Степан!

Степан, дюжий парень, состоявший в должности лакея, бросился сломя голову в палисадник и хотел было схватить Муму, но та ловко вывернулась из под его пальцев и, подняв хвост, пустилась во все лопатки к Герасиму, который в то время у кухни выколачивал и вытряхивал бочку, перевертывая ее в руках, как детский барабан.


Степан побежал за ней вслед, начал ловить ее у самых ног ее хозяина; но проворная собачка не давалась чужому в руки, прыгала и увертывалась. Герасим смотрел с усмешкой на всю эту возню; наконец Степан с досадой приподнялся и поспешно растолковал ему знаками, что барыня, мол, требует твою собаку к себе. Герасим немного изумился, однако подозвал Муму, поднял ее с земли и передал Степану.


Степан принес ее в гостиную и поставил на паркет. Барыня начала ее ласковым голосом подзывать к себе. Муму, отроду еще не бывавшая в таких великолепных покоях, очень испугалась и бросилась было к двери, но, оттолкнутая услужливым Степаном, задрожала и прижалась к стене.


Муму, Муму, подойди же ко мне, подойди к барыне, - говорила госпожа, - подойди, глупенькая… не бойся…

Подойди, подойди, Муму, к барыне, - твердили приживалки, - подойди.

Но Муму тоскливо оглядывалась кругом и не трогалась с места.

Принесите ей что нибудь поесть, - сказала барыня. - Какая она глупая! к барыне не идет. Чего боится?

Они не привыкли еще, - произнесла робким и умильным голосом одна из приживалок.

Степан принес блюдечко с молоком, поставил перед Муму, но Муму даже и не понюхала молока и все дрожала и озиралась по прежнему.

Ах, какая же ты! - промолвила барыня, подходя к ней, нагнулась и хотела погладить ее, но Муму судорожно повернула голову и оскалила зубы. Барыня проворно отдернула руку…


Произошло мгновенное молчание. Муму слабо визгнула, как бы жалуясь и извиняясь… Барыня отошла и нахмурилась. Внезапное движение собаки ее испугало.

Ах! - закричали разом все приживалки, - не укусила ли она вас, сохрани бог! (Муму в жизнь свою никого никогда не укусила.) Ах, ах!

Отнести ее вон, - проговорила изменившимся голосом старуха. - Скверная собачонка! какая она злая!

И, медленно повернувшись, направилась она в свой кабинет. Приживалки робко переглянулись и пошли было за ней, но она остановилась, холодно посмотрела на них, промолвила: «Зачем это? ведь я вас не зову», - и ушла. Приживалки отчаянно замахали руками на Степана; тот подхватил Муму и выбросил ее поскорей за дверь, прямо к ногам Герасима, - а через полчаса в доме уже царствовала глубокая тишина и старая барыня сидела на своем диване мрачнее грозовой тучи.

Какие безделицы, подумаешь, могут иногда расстроить человека!

До самого вечера барыня была не в духе, ни с кем не разговаривала, не играла в карты и ночь дурно провела. Вздумала, что одеколон ей подали не тот, который обыкновенно подавали, что подушка у ней пахнет мылом, и заставила кастеляншу все белье перенюхать - словом, волновалась и «горячилась» очень. На другое утро она велела позвать Гаврилу часом ранее обыкновенного.

Скажи, пожалуйста, - начала она, как только тот, не без некоторого внутреннего лепетания, переступил порог ее кабинета, - что это за собака у нас на дворе всю ночь лаяла? мне спать не дала!

Собака с… какая с… может быть, немого собака-с, - произнес он не совсем твердым голосом.

Не знаю, немого ли, другого ли кого, только спать мне не дала. Да я и удивляюсь, на что такая пропасть собак! Желаю знать. Ведь есть у нас дворная собака?

Как же-с, есть-с. Волчок-с.

Ну, чего еще, на что нам еще собака? Только одни беспорядки заводить. Старшего нет в доме - вот что. И на что немому собака? Кто ему позволил собак у меня на дворе держать? Вчера я подошла к окну, а она в палисаднике лежит, какую то мерзость притащила, грызет - а у меня там розы посажены…

Барыня помолчала.

Слушаю-с.

Сегодня же. А теперь ступай. К докладу я тебя потом позову.


Гаврила вышел.

Проходя через гостиную, дворецкий для порядка переставил колокольчик с одного стола на другой, втихомолочку высморкал в зале свой утиный нос и вышел в переднюю. В передней на конике спал Степан, в положении убитого воина на батальной картине, судорожно вытянув обнаженные ноги из под сюртука, служившего ему вместо одеяла. Дворецкий растолкал его и вполголоса сообщил ему какое то приказание, на которое Степан отвечал полузевком, полухохотом. Дворецкий удалился, а Степан вскочил, натянул на себя кафтан и сапоги, вышел и остановился у крыльца. Не прошло пяти минут, как появился Герасим с огромной вязанкой дров за спиной, в сопровождении неразлучной Муму. (Барыня свою спальню и кабинет приказывала протапливать даже летом.) Герасим стал боком перед дверью, толкнул ее плечом и ввалился в дом с своей ношей. Муму, по обыкновению, осталась его дожидаться. Тогда Степан, улучив удобное мгновение, внезапно бросился на нее, как коршун на цыпленка, придавил ее грудью к земле, сгреб в охапку


и, не надев даже картуза, выбежал с нею на двор, сел на первого попавшегося извозчика и поскакал в Охотный ряд.


Там он скоро отыскал покупщика, которому уступил ее за полтинник, с тем только, чтобы он по крайней мере неделю продержал ее на привязи, и тотчас вернулся;


но, не доезжая до дому, слез с извозчика и, обойдя двор кругом, с заднего переулка, через забор перескочил на двор; в калитку то он побоялся идти, как бы не встретить Герасима.

Впрочем, его беспокойство было напрасно: Герасима уже не было на дворе. Выйдя из дому, он тотчас хватился Муму; он еще не помнил, чтоб она когда нибудь не дождалась его возвращения, стал повсюду бегать, искать ее, кликать по своему… бросился в свою каморку, на сеновал, выскочил на улицу туда сюда… Пропала! Он обратился к людям, с самыми отчаянными знаками спрашивал о ней, показывая на пол аршина от земли, рисовал ее руками… Иные точно не знали, куда девалась Муму, и только головами качали, другие знали и посмеивались ему в ответ, а дворецкий принял чрезвычайно важный вид и начал кричать на кучеров. Тогда Герасим побежал со двора долой.


Уже смеркалось, как он вернулся. По его истомленному виду, по неверной походке, по запыленной одежде его можно было предполагать, что он успел обежать пол Москвы. Он остановился против барских окон, окинул взором крыльцо, на котором столпилось человек семь дворовых, отвернулся и промычал еще раз: «Муму!» - Муму не отозвалась. Он пошел прочь. Все посмотрели ему вслед, но никто не улыбнулся, не сказал слова… а любопытный форейтор Антипка рассказывал на другое утро в кухне, что немой де всю ночь охал.

Весь следующий день Герасим не показывался, так что вместо его за водой должен был съездить кучер Потап, чем кучер Потап очень остался недоволен. Барыня спросила Гаврилу, исполнено ли ее приказание. Гаврила отвечал, что исполнено. На другое утро Герасим вышел из своей каморки на работу. К обеду он пришел, поел и ушел опять, никому не поклонившись. Его лицо, и без того безжизненное, как у всех глухонемых, теперь словно окаменело. После обеда он опять уходил со двора, но ненадолго, вернулся и тотчас отправился на сеновал. Настала ночь, лунная, ясная. Тяжело вздыхая и беспрестанно поворачиваясь, лежал Герасим и вдруг почувствовал, как будто его дергают за полу; он весь затрепетал, однако не поднял головы, даже зажмурился; но вот опять его дернули, сильнее прежнего; он вскочил… перед ним, с обрывком на шее, вертелась Муму.


Протяжный крик радости вырвался из его безмолвной груди; он схватил Муму, стиснул ее в своих объятьях; она в одно мгновенье облизала ему нос, глаза, усы и бороду…


Он постоял, подумал, осторожно слез с сенника, оглянулся и, удостоверившись, что никто его не увидит, благополучно пробрался в свою каморку - Герасим уже прежде догадался, что собака пропала не сама собой, что ее, должно быть, свели по приказанию барыни; люди то ему объяснили знаками, как его Муму на нее окрысилась, - и он решился принять свои меры. Сперва он накормил Муму хлебушком, обласкал ее, уложил, потом начал соображать, да всю ночь напролет и соображал, как бы получше ее спрятать. Наконец он придумал весь день оставлять ее в каморке и только изредка к ней наведываться, а ночью выводить. Отверстие в двери он плотно заткнул старым своим армяком и чуть свет был уже на дворе, как ни в чем не бывало, сохраняя даже (невинная хитрость!) прежнюю унылость на лице.

Бедному глухому в голову не могло прийти, что Муму себя визгом своим выдаст: действительно, все в доме скоро узнали, что собака немого воротилась и сидит у него взаперти, но, из сожаления к нему и к ней, а отчасти, может быть, и из страху перед ним, не давали ему понять, что проведали его тайну. Дворецкий один почесал у себя в затылке, да махнул рукой. «Ну, мол, бог с ним! Авось до барыни не дойдет!» Зато никогда немой так не усердствовал, как в тот день: вычистил и выскреб весь двор, выполол все травки до единой, собственноручно повыдергал все колышки в заборе палисадника, чтобы удостовериться, довольно ли они крепки, и сам же их потом вколотил - словом, возился и хлопотал так, что даже барыня обратила внимание на его радение. В течение дня Герасим раза два украдкой ходил к своей затворнице; когда же наступила ночь, он лег спать вместе с ней в каморке, а не на сеновале и только во втором часу вышел погулять с ней на чистом воздухе.

Походив с ней довольно долго по двору, он уже было собирался вернуться, как вдруг за забором, со стороны переулка, раздался шорох. Муму навострила уши, зарычала, подошла к забору, понюхала и залилась громким и пронзительным лаем.


Какой то пьяный человек вздумал там угнездиться на ночь. В это самое время барыня только что засыпала после продолжительного «нервического волнения»: эти волнения у ней всегда случались после слишком сытного ужина. Внезапный лай ее разбудил; сердце у ней забилось и замерло. «Девки, девки! - простонала она. - Девки!» Перепуганные девки вскочили к ней в спальню.


«Ох, ох, умираю! - проговорила она, тоскливо разводя руками. - Опять, опять эта собака!.. Ох, пошлите за доктором. Они меня убить хотят… Собака, опять собака! Ох!» - и она закинула голову назад, что должно было означать обморок. Бросились за доктором, то есть за домашним лекарем Харитоном. Этот лекарь, которого все искусство состояло в том, что он носил сапоги с мягкими подошвами, умел деликатно браться за пульс, спал четырнадцать часов в сутки, а остальное время все вздыхал да беспрестанно потчевал барыню лавровишневыми каплями, - этот лекарь тотчас прибежал, покурил жжеными перьями и, когда барыня открыла глаза, немедленно поднес ей на серебряном подносике рюмку с заветными каплями.

Барыня приняла их, но тотчас же слезливым голосом стала опять жаловаться на собаку, на Гаврилу, на свою участь, на то, что ее, бедную старую женщину, все бросили, что никто о ней не сожалеет, что все хотят ее смерти. Между тем несчастная Муму продолжала лаять, а Герасим напрасно старался отозвать ее от забора. «Вот… вот… опять…» - пролепетала барыня и снова подкатила глаза под лоб. Лекарь шепнул девке, та бросилась в переднюю, растолкала Степана, тот побежал будить Гаврилу, Гаврила сгоряча велел поднять весь дом.

Герасим обернулся, увидал замелькавшие огни и тени в окнах


и, почуяв сердцем беду, схватил Муму под мышку, вбежал в каморку и заперся. Через несколько мгновений пять человек ломились в его дверь, но, почувствовав сопротивление засова, остановились.


Гаврила прибежал в страшных попыхах, приказал им всем оставаться тут до утра и караулить, а сам потом ринулся в девичью и через старшую компаньонку Любовь Любимовну, с которой вместе крал и учитывал чай, сахар и прочую бакалею, велел доложить барыне, что собака, к несчастью, опять откуда то прибежала, но что завтра же ее в живых не будет и чтобы барыня сделала милость, не гневалась и успокоилась. Барыня, вероятно, не так то бы скоро успокоилась, да лекарь второпях вместо двенадцати капель налил целых сорок: сила лаврозишенья и подействовала - через четверть часа барыня уже почивала крепко и мирно; а Герасим лежал, весь бледный, на своей кровати - и сильно сжимал пасть Муму.

На следующее утро барыня проснулась довольно поздно. Гаврила ожидал ее пробуждения для того, чтобы дать приказ к решительному натиску на Герасимове убежище, а сам готовился выдержать сильную грозу. Но грозы не приключилось. Лежа в постели, барыня велела позвать к себе старшую приживалку.

Любовь Любимовна, - начала она тихим и слабым голосом; она иногда любила прикинуться загнанной и сиротливой страдалицей; нечего и говорить, что всем людям в доме становилось тогда очень неловко, - Любовь Любимовна, вы видите, каково мое положение: подите, душа моя, к Гавриле Андреичу, поговорите с ним: неужели для него какая нибудь собачонка дороже спокойствия, самой жизни его барыни? Я бы не желала этому верить, - прибавила она с выражением глубокого чувства, - подите, душа моя, будьте так добры, подите к Гавриле Андреичу.

Любовь Любимовна отравилась в Гаврилину комнату. Неизвестно о чем происходил у них разговор; но спустя некоторое время целая толпа людей подвигалась через двор в направлении каморки Герасима: впереди выступал Гаврила, придерживая рукою картуз, хотя ветру не было; около него шли лакеи и повара; из окна глядел дядя Хвост и распоряжался, то есть только так руками разводил; позади всех прыгали и кривлялись мальчишки, из которых половина набежала чужих.


На узкой лестнице, ведущей к каморке, сидел один караульщик; у двери стояло два других, с палками. Стали взбираться по лестнице, заняли ее во всю длину. Гаврила подошел к двери, стукнул, в нее кулаком, крикнул:

Ерошка взял палку и сел на последнюю ступеньку лестницы. Толпа разошлась, исключая немногих любопытных и мальчишек, а Гаврила вернулся домой и через Любовь Любимовну велел доложить барыне, что все исполнено, а сам на всякий случай послал форейтора к хожалому. Барыня завязала в носовом платке узелок, налила на него одеколону, понюхала, потерла себе виски, накушалась чаю и, будучи еще под влиянием лавровишневых капель, заснула опять.

Спустя час после всей этой тревоги дверь каморки растворилась, и показался Герасим. На нем был праздничный кафтан; он вел Муму на веревочке.


Ерошка посторонился и дал ему пройти. Герасим направился к воротам. Мальчишки и все бывшие на дворе проводили его глазами, молча. Он даже не обернулся: шапку надел только на улице. Гаврила послал вслед за ним того же Ерошку в качестве наблюдателя. Ерошка увидал издали, что он вошел в трактир вместе с собакой, и стал дожидаться его выхода.

В трактире знали Герасима и понимали его знаки. Он спросил себе щей с мясом и сел, опершись руками на стол.


Муму стояла подле его стула, спокойно поглядывая на него своими умными глазками. Шерсть на ней так и лоснилась: видно было, что ее недавно вычесали. Принесли Герасиму щей. Он накрошил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол. Муму принялась есть с обычной своей вежливостью, едва прикасаясь мордочкой - до кушанья. Герасим долго глядел на нее;


две тяжелые слезы выкатились вдруг из его глаз: одна упала на крутой лобик собачки, другая - во щи. Он заслонил лицо свое рукой. Муму съела полтарелки я отошла, облизываясь. Герасим встал, заплатил за щи и вышел вон, сопровождаемый несколько недоумевающим взглядом полового. Ерошка, увидав Герасима, заскочил за угол и, пропустив его мимо, опять отправился вслед за ним.

Герасим шел не торопясь и не спускал Муму с веревочки. Дойдя до угла улицы, он остановился, как бы в раздумье, и вдруг быстрыми шагами отправился прямо к Крымскому Броду. На дороге он зашел на двор дома, к которому пристроивался флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой.


От Крымского Брода он повернул по берегу, дошел до одного места, где стояли две лодочки с веслами, привязанными к колышкам (он уже заметил их прежде), и вскочил в одну из них вместе с Муму. Хромой старичишка вышел из за шалаша, поставленного в углу огорода, и закричал на него. Но Герасим только закивал головою и так сильно принялся грести, хотя и против теченья реки, что в одно мгновенье умчался саженей на сто. Старик постоял, постоял, почесал себе спину сперва левой, потом правой рукой и вернулся, хромая, в шалаш.


А Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади.


Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекладинке - дно было залито водой, - и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку волной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с каким то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму,


поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее… Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком.


Он отвернулся, зажмурился и разжал руки…


Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по прежнему поплескивали они о бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие то широкие круги.

Да вот часа два тому назад. Как же. Я с ним в воротах повстречался; он уж опять отсюда шел, со двора выходил. Я было хотел спросить его насчет собаки то, да он, видно, не в духе был. Ну, и толкнул меня; должно быть, он так только отсторонить меня хотел: дескать, не приставай, - да такого необыкновенного леща мне в становую жилу поднес, важно так, что ой ой ой! - И Степан с невольной усмешкой пожался и потер себе затылок. - Да, - прибавил он, - рука у него, благодатная рука, нечего сказать.

Все посмеялись над Степаном и после ужина разошлись спать.

А между тем в ту самую пору по Т…у шоссе усердно и безостановочно шагал какой то великан, с мешком за плечами и с длинной палкой в руках.


Это был Герасим. Он спешил без оглядки, спешил домой, к себе в деревню, на родину. Утопив бедную Муму, он прибежал в свою каморку, проворно уложил кой какие пожитки в старую попону, связал ее узлом, взвалил на плечо, да и был таков. Дорогу он хорошо заметил еще тогда, когда его везли в Москву; деревня, из которой, барыня его взяла, лежала всего в двадцати пяти верстах от шоссе. Он шел по нему с какой то несокрушимой отвагой, с отчаянной и вместе радостной решимостью. Он шел; широко распахнулась его грудь; глаза жадно и прямо устремились вперед. Он торопился, как будто мать старушка ждала его на родине, как будто она звала его к себе после долгого странствования на чужой стороне, в чужих людях… Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла; с одной стороны, там, где солнце закатилось, край неба еще белел и слабо румянился последним отблеском исчезавшего дня, - с другой стороны уже вздымался синий, седой сумрак. Ночь шла оттуда. Перепела сотнями гремели кругом, взапуски перекликивались коростели… Герасим не мог их слышать, не мог он слышать также чуткого ночного шушуканья деревьев, мимо которых его проносили сильные его ноги, но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с темных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу - ветер с родины, - ласково ударял в его лицо, играл в его волосах и бороде; видел перед собой белеющую дорогу - дорогу домой, прямую как стрела; видел в небе несчетные звезды, светившие его путь, и как лев выступал сильно и бодро, так что когда восходящее солнце озарило своими влажно красными лучами только что расходившегося молодца, между Москвой и им легло уже тридцать пять верст…

Через два дня он уже был дома, в своей избенке, к великому изумлению солдатки, которую туда поселили. Помолясь перед образами, тотчас же отправился он к старосте. Староста сначала было удивился; но сенокос только что начинался: Герасиму, как отличному работнику, тут же дали косу в руки - и пошел косить он по старинному, косить так, что мужиков только пробирало, глядя на его размахи да загребы…

А в Москве, на другой день после побега Герасима, хватились его. Пошли в его каморку, обшарили ее, сказали Гавриле. Тот пришел, посмотрел, пожал плечами и решил, что немой либо бежал, либо утоп вместе с своей глупой собакой. Дали знать полиции, доложили барыне. Барыня разгневалась, расплакалась, велела отыскать его во что бы то ни стало, уверяла, что она никогда не приказывала уничтожать собаку, и, наконец, такой дала нагоняй Гавриле, что тот целый день только потряхивал головой да приговаривал: «Ну!» - пока дядя Хвост его не урезонил, сказав ему: «Ну у!» Наконец пришло известие из деревни о прибытии туда Герасима. Барыня несколько успокоилась; сперва было отдала приказание немедленно вытребовать его назад в Москву, потом, однако, объявила, что такой неблагодарный человек ей вовсе не нужен. Впрочем, она скоро сама после того умерла; а наследникам ее было не до Герасима: они и остальных то матушкиных людей распустили по оброку.

И живет до сих пор Герасим бобылем в своей одинокой избе; здоров и могуч по прежнему, и работает за четырех по прежнему, и по прежнему важен и степенен. Но соседи заметили, что со времени своего возвращения из Москвы он совсем перестал водиться с женщинами, даже не глядит на них, и ни одной собаки у себя не держит. «Впрочем, - толкуют мужики, - его же счастье, что ему ненадобеть бабья; а собака - на что ему собака? к нему на двор вора селом не затащишь!» Такова ходит молва о богатырской силе немого.

Иван Сергеевич Тургенев был смелым автором, произведения которого нередко попадали под тщательный обзор органов цензуры. Рассказ «Муму», известный сегодня каждому школьнику, долгое время был запрещен к публикации. И если бы не дипломатические способности автора, мир так бы никогда и не узнал об этой трогательной и трагической истории.

История создания

В середине 50-х годов XIX в. Тургенев находился под домашним арестом, а потом был отправлен в ссылку за некролог на смерть Гоголя. Находясь под присмотром частных приставов, весной 1855 г. Тургенев пишет рассказ «Муму». Этой вещью он делится с семьей издателя Аксакова, которая положительно реагирует на произведение, но не может опубликовать его из-за протеста цензуры. Спустя год, в журнале «Современник» «Муму» все-таки появляется, что становится причиной рапорта чиновника и официального рецензента журнала. Представители органов цензуры недовольны, что аудитория может проникнуться состраданием к персонажам, и поэтому не позволяет распространять рассказ в другие издания. И только весной 1956 г. в главном управлении цензуры после многочисленных ходатайств друзей Тургенева было принято решение включить решение включить «Муму» в собрание сочинений Ивана Сергеевича.

Анализ произведения

Сюжетная линия

В основе рассказа лежат реальные события, которые происходили в доме у матери Тургенева в Москве. Автор повествует о жизни барыни, в служении у которого находится глухонемой дворник Герасим. Слуга начинает ухаживать за прачкой Татьяной, но барыня принимает решение женить её на своем башмачнике. Чтобы разрешить ситуацию дворецкий барыни предлагает Татьяне предстать перед Герасимом пьяной, чтобы отвратить его от себя. И эта хитрость срабатывает.

Через год прачка и башмачник уезжают в деревню по приказу барыни. Герасим же приносит с собой выловленного из воды щенка и дает ему кличку Муму. Барыня узнает о присутствии собаки во дворе одной из самых последних и никак не может наладить отношения с животным. Получив приказ избавиться от собаки, дворецкий пытается тайно продать Муму, но она сбегает обратно к Герасиму. Когда до дворника доходят сведения, что барыня недовольна, он отправляется на пруд, где топит собаку, а сам принимает решение вернуться к себе в деревню, а не в столичный дом барыни.

Главные герои

Реальным прототипом персонажа послужил слуга Варвары Тургеневой Андрей Немой. Автор рисует образ замкнутого человека, который необычайно трудолюбив и достаточно положительно настроен к людям. Этот деревенский крестьянин был способен на самые настоящие чувства. Невзирая на внешнюю мощь и угрюмость, Герасим сохранил в себе способность любить и держать свое слово.

Татьяна

Этот портрет молодой служанки включает в себя все черты типичной женщины из русского поместья XIX века. Забитая, несчастная, не имеющая собственного мнения, эта героиня получает защиту только в период любви Герасима. Не имея морального права и реальной возможности перечить своей хозяйки, Татьяна собственными руками рушит свои шансы на счастливую судьбу.

Гаврила

(Дворецкий Гаврила справа на иллюстрации )

Дворецкий в рассказе предстает простоватым и глупым мужичком, который стремится за счет заискивания остаться в плюсе и найти для себя выгоду. Нельзя сказать, что Тургенев рисует характер Гаврилы злым, но его непосредственная роль в гибели собаки и разрушении жизни Татьяны и Герасима накладывает существенный отрицательный отпечаток на восприятие его как личности.

Капитон

(Лакей Капитон на иллюстрации стоит слева рядом с сидящим Гаврилой )

Образ башмачника можно охарактеризовать как портрет образованного лакея. Этот человек считает себя умным, но при этом не обладает должной силой воли и высокими жизненными стремлениями. В конечном итоге, он превращается в пропойцу и бездельника, которого не способна изменить даже женитьба.

Из всех персонажей «Муму» пожилая барыня - основной негативный персонаж. Именно её поступки и решения приводят к череде страданий и необратимым трагедиям. Тургенев описывает эту героиню как капризную и вспыльчивую женщину, которая упряма и своенравна в своем желании вершить судьбы других людей. Единственными положительными чертами барыни можно рассматривать её хозяйственность и умение распоряжаться домом.

Заключение

Рассказ «Муму» Ивана Сергеевича Тургенева нельзя считать простым произведением о тяжести крестьянской жизни. Это философский текст, который помогает читателю разобраться в вопросах добра и зла, ненависти и любви, единения и разлуки. Писатель уделяет большое внимание вопросу привязанности человека и важности присутствия близких людей, как в жизни богатых, так и в жизни бедняков.

Краткое содержание Муму

На одной из отдаленных улиц Москвы, в доме с белыми колоннами и покривившимся балконом, жила одна барыня – вдова, окруженная многочисленной дворней. Из них особенно выделялся дворник Герасим , богатырского телосложения и глухонемой от рожденья. Раньше он жил в деревне, один в небольшой избушке. От своих братьев он отличался тем, что был самым исправным мужиком, одаренным необычайной силой. Он мог работать сразу за четверых мужиков. Оттого барыня и забрала его к себе. Когда его привезли в Москву, то дали в руки метлу и назначили дворником. Несмотря на то, что сначала ему совсем не нравились новые условия, так как с детства он любил полевые работы и деревенский быт, со временем он привык.

У старой барыни была многочисленная прислуга. Однажды ей пришло в голову женить отпетого пьяницу башмачника Капитона . Она надеялась, что он, наконец, остепенится. За помощью и советом барыня обратилась к своему главному дворецкому Гавриле Андреичу. Тот поддержал идею, и решили отдать за Капитона прачку Татьяну . Ей было около двадцати восьми лет, худощавая, белокурая и с родинками на левой щеке, что считалось на Руси дурной приметой. Татьяна была несчастной женщиной. С раннего детства она выполняла «черную» работу. Одевали девушку плохо, жалование платили маленькое, а работы давала на двоих. А ведь на деле она, как искусная прачка, должна была исполнять только «тонкую» работу. Когда-то она считалась красавицей, но от тяжелого труда утеряла былую красоту. Нрав у Татьяны был кроткий и смирный, или скорее запуганный. Она думала только о том, как в срок сдать работу. На дворе старалась ни с кем не заговаривать и трепетала при упоминании имени барыни.

Герасиму полюбилась Татьяна. Ему нравилось ее кроткое выражение лица, робость движений. Как-то во дворе он схватил ее за локоть и, мыча, протянул пряник. С того дня он ни давал ей покоя: везде ходил за ней, улыбался, делал подарки, расчищал перед ней дорогу метлой. А она бедная просто не знала, как ей быть. Скоро все заметили проделки немого дворника и стали насмехаться над Татьяной. Над самим Герасимом не решались шутить, так как побаивались, знали, что он этого не любит. Да и Татьяну при нем не затрагивали. Так, сама того не желая, она попала под его покровительство.

Однажды, заметив, что Капитон любезничает с Татьяной, Герасим подозвал его и всерьёз пригрозил. С тех пор тот к ней не подходил. Герасим надеялся просить у барыни руки Татьяны, но все ждал, когда ему дворецкий привезет обещанный кафтан. Перед барыней он хотел предстать в солидном виде, так как при всей своей силе, все же побаивался её. Получалось, что какая-то глупая и пустая старуха распоряжалась их судьбами. Тем временем, Капитон обратился к дворецкому. Выходило, что прачка ему очень нравилась, но он побаивался Герасима. Выслушав пьяницу, Гаврило Андреич прогнал его и вызвал к себе Татьяну. Её он напрямую спросил, хочет ли она замуж, ведь барыня ей жениха нашла. Капитон хоть и легкомысленный, но вся надежда на Татьяну. На все расспросы дворецкого Татьяна тихо и смирно отвечала «Слушаю-с».

Дворецкий понимал, что надо было выполнить приказ барыни, но не знал, как избавиться от Герасима. Он долго думал, как же поступить и, наконец, придумал. Все знали, что Герасим не любил пьяниц. Решили подучить Татьяну притвориться хмельной и пройтись перед ним пошатывающейся походкой. Она не сразу, но все же согласилась. Эта хитрая уловка удалась как нельзя лучше. Как только Герасим увидел Татьяну в другом образе, так сразу потерял к ней интерес. Он сутки не выходил из своей каморки, а лишь сидел и тихо мычал. На следующий день он появился, но был довольно угрюм. Капитона и Татьяну просто игнорировал. Через год башмачник совсем спился и был отправлен с супругой в глухую деревню. На прощание немой дворник подарил любимой красный платок, а та прослезилась. Затем он развернулся и зашагал к реке.

Ближе к вечеру, прогуливаясь у берега, он заметил, что что-то барахтается в тине. Подойдя, он увидел белого щеночка с черными пятнами. Герасим помог ему выбраться, взял его и отнес домой. Там он принес для «гостя» чашечку молока. По всей видимости, щенку было всего недели три от роду. Он даже не умел еще лакать из чашки, а только съежился весь и дрожал. Тогда Герасим взял его за мордочку и ткнул в молоко. Всю ночь он с ним возился и так незаметно рядышком уснул. Постепенно слабенький щенок превратился в «ладную» собаку, которая быстро привязалась к доброму хозяину, и везде следовала за ним. Герасим решил назвать её Муму.

Прошел примерно год. Так она и жила у Герасима. В один летний день барыня, заметила в окне собаку ­и приказала привести ее. Сколько лакей не пытался поймать Муму, так и не смог. Только с помощью Герасима удалось это сделать. Барыня пыталась познакомиться с собачкой, все звала ее подойти поближе, но Муму не двигалась с места. Даже к блюдцу с молоком не подошла. Напуганная собака все дрожала и озиралась. Когда барыня подошла и протянула руку, чтобы погладить ее, Муму от страха оскалила зубы и зарычала. Та тотчас отдернула руку и заявила, что это скверная собака. На следующее утро она приказала Гавриле убрать эту собаку со двора, тем более что она не понимала, зачем немому собака. Дворецкий приказал лакею Степану изловить Муму и увезти куда подальше. Степан отвез собаку на Охотный ряд и продал кому-то за полтинник, просил неделю держать на привязи.

Герасим очень расстроился не найдя у себя Муму. Он искал ее целый день до самой ночи. На следующий день даже не показывался, а когда вышел на работу, ходил с окаменелым лицом. С наступлением ночи, Герасим отправился спать на сеновал. Вдруг что-то потянуло его за полы кафтана. Он сначала думал, показалось, на минутку зажмурился, но вот опять что-то потянуло... Тогда он поднялся, а перед ним была Муму. На шее у неё красовался обрывок. Он схватил ее, прижал к себе, а она на радостях облизала ему лицо. Она была единственным существом, которое он любил, и которое искренне любило его. Люди на дворе пытались знаками объяснить Герасиму, что хозяйка недовольна и хочет избавиться от Муму. Тогда он стал прятать собаку: днем держал в каморке, а по ночам выводил на улицу.

При очередной ночной прогулке, Муму заметила у двора какого-то пьяницу и залилась звонким лаем. Весь дом был поднят на ноги, в том числе и барыня. Герасим схватил собаку и заперся в своей каморке. К нему уже ломились в дверь по приказу Гаврилы Андреича. Было велено караулить до утра. А через компаньонку барыне передали, чтобы не волновалась, до утра собаки не дворе не будет. На следующее утро толпа двинулась к двери каморки, но, ни крики, ни стуки результатов не давали. Вдруг дверь резко распахнулась, на пороге неподвижно стоял Герасим. Гаврило знаками объяснил ему, что хозяйка не потерпит собаку у себя на дворе. Тот выслушал его, указал на собаку и провел рукой вокруг шеи, как бы показывая, что затянет в петлю. Дворецкий согласился и сказал, что так и нужно поступить. Немой дворник опустил глаза, а затем ударил себя в грудь, давая понять, что сам этим займется. Лакей Степан добавил, что этот раз сказал, то сделает.

Через час Герасим вел Муму на веревочке в трактир. Там он взял для нее щи с мясом и накрошил туда хлеба. Муму с удовольствием ела, а он глядел на нее и две тяжелые слезы катились из глаз. Затем они не торопясь направились к реке. По пути он взял пару кирпичей из строящегося флигеля. Дойдя до лодок, они прыгнули в одну из них и поплыли против течения. Отплыв от берега саженей сто, он бросил весла и обнял Муму. Он понимал, как сильно привязался к этому существу, но ему даже и в голову не пришло нарушить приказ зловредной барыни. Встав, он обвязал шею Муму веревкой с кирпичами, поднял ее над водой и посмотрел на нее в последний раз. Она доверчиво глядела на хозяина и виляла хвостиком. Затем Герасим зажмурился и разжал руки.

К вечеру он собрал все свои вещи в один мешок и поспешно покинул Москву. Он отправился в деревню и через пару дней уже был в своей небольшой избенке. Там он направился к старосте, который был рад видеть Герасима, особенно перед началом сенокоса. Барыня сначала злилась и хотела вернуть этого «неблагодарного», а затем решила, что такие работники ей не нужны. А он остался жить себе спокойно в деревенской избушке, но на женщин больше не глядел, а собак больше не заводил. Душа у великана оказалась нежная, ранимая.

  1. Крепостной Герасим – глухонемой мужик, работящий и добродушный, служит дворником в московском доме. Однако, из – за его недуга, его отношения с остальными крепостными складываются не очень хорошо. Многие боятся крестьянина из – за его могучего телосложения и угрожающего внешнего вида. Он приехал в Москву из деревни, так как был весьма исправным работником.
  2. Барыня Герасима – пожилая женщина, владелица дома, в котором служит главный герой. Она любит власть, ей доставляют удовольствие издевательства над собственными крепостными.
  3. Муму – маленькая и больная собачонка, к которой очень привязался богатырь Герасим. Она в свою очередь также полюбила своего нового хозяина и стала ему очень верна.

Знакомство с героями

Старуха вдова давно покинула свое деревенское поместье и много лет подряд живет на одной из улиц Москвы. В ее доме множество крепостных, которым она не дает воли, следя за каждым их поступком. Когда – то женщину окружали родные дочери, но, с тех пор, как он нашли себе мужей, вдова стала совсем одинокой. Самым необычным обитателем московского дома барыни является Герасим.

Хозяйка взяла его с собой из поместья, так как посчитала его незаменимым сторожем. Действительно, великан является настоящей грозой всех окрестных воров и жуликов, и никто из них и близко не подходит к барыниному крыльцу.

Барыня вновь демонстрирует свое самодурство

Через некоторое время хозяйка решает совершить новый поступок, способный доказать ее власть на дворовыми людьми. Она пытается найти жену для башмачника Капитона Климова. Этот человек пьет горькую и никто из крепостных девок не хочет выходить за него.

Барыня считает, что прачка Татьяна будет подходящей кандидатурой. Однако, ей не хочется самостоятельно возиться с этими делами, и она поручает подготовку к свадьбе дворецкому Гавриле.

Любовь Герасима

К сожалению, именно Татьяну любит дворник Герасим. Он пытается свататься к ней и для такого торжественного момента хочет справить себе нарядный кафтан. Но дворецкий Гаврила понимает, что ситуация с дворником и прачкой безнадежна.

Однако, он боится Герасима, к тому же сочувствует ему. Поэтому дворецкий решает пустит все на самотек и продолжает надеяться на дурную память своей госпожи.

Гаврила находит решение

Хозяйка не забывает о своем намерении, и Гавриле приходится отыскивать иной способ рассорить Герасима и Татьяну. Ему известно, что дворник не любит хмельных людей. Поэтому хитрый дворецкий подговаривает прачку притвориться пьяной и показаться Герасиму в таком виде.

Таким образом, дворник испытывает отвращение к своей прежней возлюбленной и отказывается от попыток сватовства. Татьяна и Капитон играют свадьбу, и вскоре после нее башмачник окончательно спивается.

Встреча с единственным другом

Однажды Герасим видит бултыхающуюся в реке собачонку и спасает её. Вначале, она кажется ему и всем окружающим очень забитой и больной, однако спустя некоторое время Муму становится очень красивой и ухоженной. Она ласкова ко всем, но по – настоящему любит лишь Герасима.

Через некоторое время хозяйка дома замечает собачку и приказывает отвести ее к себе. Барыня находится в хорошем расположении духа, но Муму пугается женщины и начинает лаять. Рассердившись, барыня велит выгнать собаку.

Жестокий приказ

Вдова начинает беспрестанно думать о собачке. Наконец, в ней просыпается настоящая ненависть, и она приказывает Гавриле во что бы то ни стало избавиться от Муму. Дворецкий продает собаку, но план не срабатывает, так как собака сбегает от новых хозяев и возвращается к дворнику.

Хозяйка узнает об этом и приходит в ярость. Она вновь велит Гавриле решить проблему с надоевшим ей животным. Дворецкий приходит к Герасиму и объясняет сложившуюся ситуацию.

Вынужденные меры

Дворник понимает, что иного выхода нет, и он не может ослушаться приказа барыни. Он идет на постоялый двор, кормит там Муму, а затем садится с ней в лодку. Отплыв на середину реки, дворник привязывает к собачке камень и топит ее.

Возвращение домой

После совершения этого жуткого поступка, Герасим понимает, что больше ничего не держит его у жестокой барыни. Он избавился от единственного близкому ему существа. Поэтому дворник отправляется в родную деревню, где его с радостью встречают.

Дальнейшая судьба героев

Барыня приказывает разыскать крепостного, но затем решает оставить его в деревне. Ей противна сама мысль о возвращении крепостного, осмелившегося в чем – то ослушаться хозяйку. Через некоторое время она умирает. Герасим же продолжает жить в одиночестве. Он не нашел себе ни новой возлюбленной, ни друга, способного заменить Муму.

Тест по повести Муму

Иван Сергеевич Тургенев

«Муму»

«В одной из отдалённых улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом жила некогда барыня, вдова, окружённая многочисленной дворней…

Из числа всей её челяди самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырём и глухонемой от рожденья. Барыня взяла его из деревни, где он жил один, в небольшой избушке, отдельно от братьев, и считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком. Одарённый необычайной силой, он работал за четверых…».

Но вот Герасима привезли в Москву, дали в руки метлу и лопату, определили дворником. «Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту». Наконец он привык к городскому житью.

Старая барыня прислугу держала многочисленную. Однажды ей вздумалось женить своего башмачника, горького пьяницу Капитона.

" — Может он остепенится", — сказала она своему главному дворецкому Гавриле.

" — Отчего же не женить-с! можно-с, — ответил Гаврило, и очень даже будет хорошо-с".

Тут же барыня распорядилась отдать замуж за пьяницу прачку Татьяну.

Татьяна, «женщина лет двадцати осьми, маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке. Родинки на левой щеке почитаются на Руси худой приметой — предвещанием несчастной жизни… Татьяна не могла похвалиться своей участью. С ранней молодости её держали в чёрном теле: работала она за двоих, а ласки никакой никогда не видела; одевали её плохо; жалованье она получала самое маленькое»… (А ведь ей, «как искусной и учёной прачке, поручалось одно только тонкое белье»).

«Когда-то она слыла красавицей, но красота с неё очень скоро соскочила. Нрава она была весьма смирного, или, лучше сказать, запуганного; к самой себе она чувствовала полное равнодушие, других — боялась смертельно; думала только о том, как бы работу к сроку кончить, никогда ни с кем не говорила и трепетала при одном имени барыни, хотя та её почти в глаза не знала».

А теперь о любви Герасима к Татьяне. «Полюбилась она ему: кротким ли выражением лица, робостью ли движений…». Как-то встретив её во дворе, он схватил её за локоть и, ласково мыча, протянул ей пряник — петушка с сусальным золотом на хвосте и крыльях. «С того дня он уж ей не давал покоя: куда, бывало, она ни пойдёт, он уже тут как тут, идёт ей навстречу, улыбается, мычит, махает руками, ленту вдруг вытащит из-за пазухи и всучит ей, метлой перед ней пыль расчистит. Бедная девка просто не знала, как ей быть и что делать. Скоро весь дом узнал о проделках немого дворника; насмешки, прибауточки, колкие словечки посыпались на Татьяну. Над Герасимом, однако, глумиться не все решались: он шуток не любил; да и её при нем оставляли в покое. Рада не рада, а попала девка под его покровительство».

Увидав однажды что пьяница Капитон «как-то слишком любезно раскалякался с Татьяной, Герасим подозвал его к себе пальцем, отвёл в каретный сарай, да ухватив за конец стоявшее в углу дышло, слегка, но многозначительно погрозился ему им. С тех пор уж никто не заговаривал с Татьяной».

Теперь Герасим хотел просить у барыни позволения жениться на Татьяне, ждал только нового кафтана, обещанного ему дворецким: хотелось в приличном виде явиться перед барыней. Он её крепко побаивался при всем своём бесстрашии.

Вот так одна глупая, пустая старуха распоряжалась человеческими судьбами. Герасим, Татьяна, Капитон и прочие… Ни образования у них, ни развития, ни смысла в жизни! Социальная обстановка людей калечит.

Пьянице Капитону невеста очень нравилась, но все знали, что Герасим к ней неравнодушен.

" — Да помилуйте, Гаврило Андреич! Ведь он меня убьёт, ей-богу, убьёт, как муху какую-нибудь прихлопнет; ведь у него рука, ведь вы извольте посмотреть, что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука".

" — Ну, пошёл вон, — нетерпеливо перебил его Гаврило…

Капитон отвернулся и поплёлся вон.

— А положим, его бы не было, — крикнул ему вслед дворецкий, — ты-то сам согласен?

— Изъявляю, — возразил Капитон и удалился.

Красноречие не покидало его даже в крайних случаях".

Затем дворецкий вызвал Татьяну. Девушка милая, красивая, труженица. Добрая, кроткая душа. Но до какой же степени она забита и унижена!

" — Что прикажете, Гаврило Андреич? — проговорила она тихим голосом.

Дворецкий пристально посмотрел на неё.

— Ну, — промолвил он: — Танюша, хочешь замуж итти? Барыня тебе жениха сыскала.

— Слушаю, Гаврило Андреич. А кого она мне в женихи назначает? — прибавила она с нерешительностью.

— Капитона, башмачника.

— Слушаю-с.

— Он легкомысленный человек, — это точно. Но госпожа в этом случае на тебя надеется.

— Слушаю-с.

— Одна беда… ведь этот глухарь-то, Гераська, он ведь за тобой ухаживает. И чем ты этого медведя к себе приворожила? А ведь он убьёт тебя, пожалуй, медведь эдакой.

— Убьёт, Гаврило Андреич, беспременно убьёт.

— Убьет… Ну, это мы увидим. Как это ты говоришь: убьёт. Разве он имеет право тебя убивать, посуди сама.

— А не знаю, Гаврило Андреич, имеет ли, нет ли.

— Экая! Ведь ты ему эдак ничего не обещала…

— Чего изволите-с?

Дворецкий помолчал и подумал:

— Безответная ты душа!"

Надо было выполнять мимолётный каприз старой барыни, но так чтобы не обеспокоить её каким-нибудь происшествием.

«Думали, думали и выдумали наконец. Неоднократно было замечено, что Герасим терпеть не мог пьяниц… Решили научить Татьяну, чтобы она притворилась хмельной и прошла бы пошатываясь и покачиваясь мимо Герасима. Бедная девка долго не соглашалась, но её уговорили… Хитрость удалась как нельзя лучше». Герасим потерял к Татьяне всякий интерес, хотя пережил сильное потрясение: целые сутки не выходил из своей каморки и форейтор Антипка видел сквозь щель, как Герасим сидя на кровати, приложив к щеке руку, тихо, мерно и только изредка мыча — пел, то есть покачивался, закрывал глаза и встряхивал головой, как ямщики или бурлаки, когда они затягивают свои заунывные песни. Антипке стало жутко и он отошёл от щели. Когда же на другой день Герасим вышел из каморки, в нем особенной перемены нельзя было заметить. Он только стал как будто поугрюмее, а на Татьяну и на Капитона не обращала ни малейшего внимания".

А через год, когда Капитон окончательно спился и вместе с женой был отправлен в дальнюю деревню, Герасим в момент их отъезда «вышел из своей каморки, приблизился к Татьяне и подарил ей на память красный бумажный платок, купленный им для неё же с год тому назад». И она, прослезилась, и «садясь в телегу, по-христиански три раза поцеловалась с Герасимом». Он хотел было её проводить, но потом вдруг остановился, «махнул рукой и отправился вдоль реки».

Вечерело. Вдруг он заметил, что в тине у самого берега барахтается белый с чёрными пятнами щенок и никак не может выбраться. Герасим подхватил «несчастную собачонку», «сунул её к себе за пазуху», а дома уложил на свою кровать, принёс из кухни чашечку молока. «Бедной собачонке было всего недели три., она ещё не умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим взял её легонько двумя пальцами за голову и принагнул её мордочку к молоку. Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлёбываясь. Герасим глядел, да как засмеётся вдруг… Всю ночь он возился с ней, укладывал её, обтирал и заснул, наконец, сам возле неё каким-то радостным и тихим сном.

Ни одна мать так не ухаживает за своим ребёнком, как ухаживал Герасим за своей питомицей». Понемногу слабенький, тщедушный, некрасивый щенок превратился «в очень ладную собачку». «Она страстно привязалась к Герасиму и не отставала от него ни на шаг». Он её назвал Муму.

Прошёл ещё год. И вдруг «в один прекрасный летний день» барыня увидела в окно Муму и велела её привести. Лакей бросился исполнять приказание, но лишь с помощью самого Герасима удалось её изловить.

" — Муму, Муму, подойди же ко мне, подойди к барыне, — говорила госпожа: — подойди, глупенькая… не бойсь…

— Подойди, подойди, Муму к барыне, — твердили приживалки: — подойди. Но Муму тоскливо оглядывалась кругом и не трогалась с места".

Принесли блюдечко с молоком, но Муму его даже и не понюхала, «и все дрожала и озиралась по-прежнему».

— Ах какая же ты! — промолвила барыня, подходя к ней, нагнулась и хотела погладить её, но Муму судорожно повернула голову и оскалила зубы. Барыня проворно отдёрнула руку…

— Отнеси её вон, — проговорила изменившимся голосом старуха. — Скверная собачонка! Какая она злая!"

На другое утро она сказала:

" — И на что немому собака? Кто ему позволил собак у меня на дворе держать?..

— Чтоб её сегодня же здесь не было… слышишь?" — приказала она Гавриле.

Получив приказание от дворецкого, лакей Степан изловил Муму в тот момент, когда Герасим внёс в барский дом вязанку дров, а собачка, по обыкновению, осталась за дверью его дожидаться. Степан тут же сел на первого попавшегося извозчика, поскакал в Охотный ряд и кому-то продал собачку за полтинник. При этом он договорился, что её неделю продержат на привязи.

Как Герасим её искал! До самой ночи. Весь следующий день он не показывался, на другое утро вышел из своей каморки на работу, но его лицо словно окаменело.

«Настала ночь, лунная, ясная». Герасим лежал на сеновале и «вдруг почувствовал, как будто его дёргают за полу; он весь затрепетал, однако не поднял головы, даже зажмурился, но вот опять…». Перед ним была Муму с обрывком на шее, он «стиснул её в своих объятиях», а она мгновенно облизала ему все лицо.

Единственное существо, которое он любил и которое так любило его. Люди ему уже прежде объяснили знаками, как его Муму «окрысилась» на барыню, он понимал, что от собаки решили избавиться. Теперь он стал её прятать: весь день держал в каморке взаперти, ночью выводил.

Но когда какой-то пьяница улёгся на ночь за забором их двора, Муму ночью во время прогулки залилась громким лаем. Внезапный лай разбудил барыню.

" — Опять, опять эта собака!.. Ох, пошлите за доктором. Они меня убить хотят…".

Весь дом был поднят на ноги. Герасим, увидав замелькавшие огни и тени в окнах, схватил свою Муму и заперся в каморке. Уже ломились в его дверь. Гаврило всем приказал караулить до утра, а сам «через старшую компаньонку Любовь Любимовну, с которой вместе крал и учитывал чай, сахар и прочую бакалею, велел доложить барыне, что собаки завтра «в живых не будет, чтобы барыня сделала милость, не гневалась и успокоилась».

На следующее утро «целая толпа людей подвигалась через двор в направлении каморки Герасима». Крики, стук не помогали. В двери была дыра заткнутая армяком. Протолкнули туда палку…

Вдруг «дверь каморки быстро распахнулась — вся челядь тотчас кубарем скатилась по лестнице… Герасим неподвижно стоял на пороге. Толпа собралась у подножия лестницы. Герасим глядел на всех этих людишек в немецких кафтанах сверху, слегка оперши руки в бока; в своей красной, крестьянской рубашке, он казался каким-то великаном перед ними. Гаврило сделал шаг вперёд.

— Смотри, брат, — промолвил он: — у меня не озорничай.

И он начал ему объяснять знаками, что барыня, мол, непременно требует

твоей собаки: подавай, мол, её сейчас…

Герасим посмотрел на него, указал на собаку, сделал знак рукою у своей шеи, как бы затягивая петлю, и с вопросительным лицом взглянул на дворецкого.

— Да, да, — возразил тот, кивая головой: — да, непременно.

Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять указал на Муму, которая все время стояла возле него, невинно помахивая хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя в грудь, как бы объявляя, что сам берет на себя уничтожить Муму.

— Да ты обманешь, — замахал ему в ответ Гаврило.

Герасим поглядел на него, презрительно усмехнулся, опять ударил себя в грудь и захлопнул дверь…

— Оставьте его, Гаврило Андреич, — промолвил Степан: — он сделает, коли обещал.

Уж он такой… Уж коли он обещает, это наверное. Он на это не то, что наш брат. Что правда, то правда. Да».

Через час Герасим, ведя на верёвочке Муму, вышле из дома. Сначала в трактире он взял щи с мясом «накрошил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол. Муму принялась есть с обычной своей вежливостью, едва прикасаясь мордочкой до кушанья. Герасим долго глядел на неё; две тяжёлые слезы выкатились вдруг из его глаз… Он заслонил лицо своей рукой. Муму съела полтарелки и отошла, облизываясь. Герасим встал, заплатил за щи и пошёл вон»…

Он шёл, не торопясь, не спуская Муму с верёвочки. Проходя мимо строящегося флигеля, взял оттуда пару кирпичей. Потом от Крымского Брода дошёл до места, где стояли две лодочки и вскочил вместе с Муму в одну из них. Он «так сильно принялся грести, хотя и против теченья реки, что в одно мгновенье умчался саженей на сто… Он бросил весла, приник головой к Муму»…

Единственное существо, которое он любил и которое так любило его. Убить это существо своими руками! Но ему даже в голову не пришло нарушить приказанье барыни. Удалось хотя бы не отдать собачку на мученье в чужие руки.

Наконец он выпрямился, «окутал верёвкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел её на шею Муму, поднял её над рекой, в последний раз посмотрел на нее… Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки…».

«Вечером на шоссе безостановочно шагал какой-то великан с мешком за плечами и с длинной палкой в руках. Это был Герасим». Он спешил прочь из Москвы, к себе в деревню, на родину, хотя там его никто не ждал.

«Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла; с одной стороны, там, где солнце закатилось, край неба ещё белел и слабо туманился последним отблеском исчезавшего дня, — с другой стороны уже вздымался синий, седой сумрак. Ночь шла оттуда. Перепела сотнями гремели кругом, взапуски перекликивались коростели… Герасим не мог их слышать, не мог он слышать также чуткого ночного шушуканья деревьев,. но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с тёмных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу, — ветер с родины — ласково ударял его в лицо…».

Через два дня он был уже в своей избёнке, помолился перед образами и отправился к старосте. Староста удивился, но предстоял сенокос и «Герасиму, как отличному работнику, тут же дали косу в руки».

А в Москве барыня разгневалась и сначала приказала вернуть его немедленно, а потом заявила, что «такой неблагодарный человек ей вовсе не нужен».

И он живёт одиноко в своей деревенской избушке. Душа у этого верзилы-богатыря нежная, ранимая. Поэтому он на женщин больше не глядит и ни одной собаки у себя не держит.

Власть одних людей над другими. Как она калечит и тех и других.

До поры до времени люди ещё такие (в подавляющем большинстве), что им требуется узда? И чем менее совершенны эти люди, тем, видимо, крепче должна быть узда. Над ними власть обычно такая, какую они заслуживают. Окажись все или подавляющее большинство такими как Герасим — честными, душевными, самоотверженными, работящими, возник бы какой-то совсем иной порядок, иная общественная система. Но пока что из всей дворни таким оказался лишь человек «не от мира сего», глухонемой, почти не воспринимающий всей информации, всех сигналов «сего мира».

И Татьяна, светлая в сущности душа, задавлена этой жизнью и вполне послушна. Её можно как угодно поворачивать и настраивать. Ею можно манипулировать, как и всей толпой.

Получилась грустная, подчас трогательная и вполне реальная (и страшная!) картина жизни.

Вольская Инна Сергеевна, 1999 г.

Главный персонаж рассказа, глухонемой Герасим, до приезда в город проживал в деревне. Он занимался обычной крестьянской деятельностью. Это занятие не только помогало ему заработать на жизнь, но и приносила удовольствие. Он самостоятельно, без помощи лошадей, пахал землю, и своим видом напоминал богатыря из народных сказок. Затем его привезли в город. Естественно, что это не могло обрадовать крестьянина. Прибегнув к картинам природы, автор отобразил, насколько сильные чувства одолевали героя произведения. То он подобен быку, которого везут в неизвестном направлении, то лежит долгое время, как загнанный зверь. Характерные черты Герасима, проявляются и в интерьере его жилища. У него была богатырская кровать, стоящая на четырёх брёвнах, маленький стол и стул. Всё это он сделал своими руками. Герасим улыбнулся, увидев, как стул не сломался, даже после удара о землю.

Он был крепостным крестьянином, собственностью барыни. Это является важным моментом в его характеристике. Он должен приносить своей госпоже только пользу, и не выражать свои желания. Он интересуется Татьяной, прачкой из многочисленной прислуги. Но хозяйку это совсем не интересует.

Герасиму приглянулась именно Татьяна, так как по велению сердца, он чувствует, что девушка больше всех нуждается в защите. В день переезда он находит маленького щенка, и у него возникает особая привязанность к животному. Спрятав от глаз хозяйки свою находку, он уснул в радостном настроении. Муму отвечает ему тем же. Собачка сильно привязалась к новому хозяину. Однако Герасиму пришлось исполнить волю взбалмошной госпожи. Поскольку он является крепостным, то обязан был выполнить приказ барыни без пререканий. Утопив Муму, он лишился самого дорогого, что у него было в жизни. ОН решается на поступок и уходит от барыни обратно в деревню, без её ведома. В этом проявляется воля смелой и решительной личности. В образе героя рассказа, автор отобразил мысль, что чувство собственного достоинства есть у каждого человека, и это не зависит от его происхождения. Образ Герасима, приникнут поэтическим сочувствием.

Его хозяйка, описывается, как вздорная, любящая повелевать женщина. У неё часто бывают смены настроения и капризы. Совершая свои поступки, женщина не думает о последствиях. Ради собственного развлечения, она решила поженить Татьяну и Капитона. Потом она понимает, что ничего хорошего из этого не вышло, и отправляет их в деревню, подальше от своего взора. Заинтересовавшись Муму, она быстро меняет своё мнение и горит желанием, быстро избавиться от собачки. Хозяйка считает, что ей одной дано управлять чужой судьбой. Уход Герасима, она расценивает, как неблагодарность и не приказывает разыскать беглого крепостного.

Увидев судьбу героев произведения, невольно представляешь себе жизнь крепостных в России, того периода. Писатель показал читателю, что право на крепостных крестьян, очень плохо влияет не только на них, но и на самих хозяев. То, что Герасим был глухонемым, можно понять так, что автор пытался донести читателю о невозможности выразить свои мысли, чтобы их услышали.

Какие лучшие качества русского народного характера воплотил И. С. Тургенев в Герасиме, герое рассказа «Муму»? (План) Эмоциональная оценка протеста Герасима в рассказе «Муму»



Последние материалы раздела:

Чем атом отличается от молекулы Сравнение атома и молекулы
Чем атом отличается от молекулы Сравнение атома и молекулы

Еще много веков назад люди догадывались, что любое вещество на земле состоит из микроскопических частиц. Прошло какое-то время, и ученые доказали,...

Что такое молекула и чем она отличается от атома Что такое изотопы
Что такое молекула и чем она отличается от атома Что такое изотопы

Еще много веков назад люди догадывались, что любое вещество на земле состоит из микроскопических частиц. Прошло какое-то время, и ученые доказали,...

Чем отличаются изотопы одного элемента друг от друга Чем атом отличается от молекулы
Чем отличаются изотопы одного элемента друг от друга Чем атом отличается от молекулы

Вся материя вокруг нас, которую мы видим, состоит из различных атомов. Атомы отличаются друг от друга строением, размером и массой. Существует...